МОЙ ГОРОД РОДНОЙ

На фото проспект Ленина.

По преданию старины, первым в этом лесном озерном крае поселился зверолов Епифан, и стала здесь еще в XII веке деревенька Епифановка. Затем деревня была переименована в село Рождественское, принадлежавшее в XVI веке князьям Ковровым - от них-то пошло название городу, в котором к началу нашего века обитало около десяти тысяч жителей, была ткацкая фабрика, тридцать три питейных заведения, городское училище, два приходских и больница.

Широкая в этих местах Клязьма делит город на две части. Туманен был расчет первого поселенца заречной стороны, который ставил свой дом на низком заливном берегу - то ли был упрям и своенравен, то ли имел какую-то дальнюю и пока еще не разгаданную цель, - но так или иначе за рекой с его легкой руки осела деревня не деревня, село не село, поселок не поселок, а так, не поймешь что, чему со временем определилось название — Заречная слободка. Сходясь на речном льду стенкой на стенку, городские мещане, превосходящие слобожан числом, кроваво били их, били на городском базаре, били в одиночку, поймав где-нибудь на улице, и поневоле битый, затравленный слобожанин становился осторожным и замкнутым.

И хотя давно был положен конец этим междоусобицам, давно город и слобода были связаны мостом, давно уже горожане и слобожане перероднились, передружились, работали на одних заводах и учили детей в одних школах, но в мое время мальчишки и парни еще бились беспричинно то в клубе, то в парке, то просто на улице.

Помню, когда я водил Эммануила Генриховича Казакевича по нашему городу, рассказывая все, что знал из его истории и настоящем житье-бытье, он качал головой и подтрунивал: «Как иметь такой материал, такой народ вокруг и не написать о нем! Эх, молодежь!..»

Спустя немного времени я читал в его повести «Сердце друга» и про зверолова Епифана, и про Ковров, и про Заречную слободку.

Я рос вместе с городом, и в первых моих воспоминаниях он лежит передо мной своими деревянными домиками под разноцветными крышами, заросшими двориками, звучит цоканье копыт по булыжной мостовой — главной улице, пахнет нагретыми солнцем заборами, лопухами, крапивой.

У нас, мальчишек, были в городе свои любимые места. Это прежде всего — вокзал и базар. На вокзале с перекидного моста мы часами могли, вдыхая едкий запах угольного газа, наблюдать, как внизу, словно в тесной яме, ворочаются, шипят, кричат на разные голоса темные махины паровозов. Летний базар волновал нас своей пестротой, гомоном, запахами лошадей, рогож, сена, солений, рыбы. Мы путались в толпе среди телег, зачарованно смотрели на красноглазых кроликов, на чистых, как хлопья первого снега, голубей, на россыпи ярких безделушек, которыми торговали китайцы, невесть каким ветром занесенные в этот городок средней России.

А между тем городок начинал менять свой облик. На главной улице, где до сих пор сохранился милый каждому ковровцу тополевый бульвар, протянулся вдоль него длинный забор — там шла новостройка.

Отчетливо помню город времен войны — затемненный, выкрашенный грязной маскировочной краской, ощетинившийся зенитными батареями. И особый отпечаток усталости на лицах людей, много и трудно работающих... Но вечерами эти же люди буквально осаждали кассу эвакуированного в Ковров Ростовского драматического театра, чтобы посмотреть героического «Фельдмаршала Кутузова», пикантную «Собаку на сене», задорную «Хозяйку гостиницы», — они оставались людьми всесторонних интересов, полыми жизнеутверждающей силы и воли к жизни.

Уже в те годы город выдвинулся далеко за пределы, где я мальчишкой собирал по лесам маслят и сыроежки. Откровенно, мне жаль этого леса — от него осталось лишь несколько одиноких сосен, а город все еще продолжает теснить лес. Но таково уж знамение нашего времени, и с этим, видно, ничего не поделаешь. И все же меня радует то, что лес как бы сам приходит в город — приходят липы, березы, ели, рябины, кустарники! Зеленый и прежде, Ковров теперь стал городом, который называют хоть и трафаретным, но прекрасным в сути своей именем — «город-сад». Совсем уже состарился наш старый бульвар, но и он, как заслуженный пенсионер, заботливо обихожен и любим ковровцами. А на смену ему пришли новые парки, цветники, улицы-аллеи. Обилием зелени, многолюдностью, темпераментом жителей город напоминает приморские города юга, а по вечерам, когда над низкой поймой безбрежно, как море, расстилается туман, эта иллюзия становится полной.

Мне кажется, что самым интересным и значительным в любом городе является не история, география, экономика, архитектура, а своеобразные особенности характера, душевного склада жителей. Ковров — город рабочих, занятых на мощных предприятиях высокой производственной культуры. Ковровские экскаваторы, например, работают более чем в пятидесяти странах мира, достигая Южной Америки, Африки, Азии, Европы, не говоря уже о стройках нашей страны... И сколько раз екало у меня сердце, когда в поездке на какую-нибудь стройку я, как с земляком, встречался с родным «Ковровцем».

Ковровский житель всегда горд заводом, на котором работает, и своим городом. И вместе с тем он легок на подъем — ковровца где только не встретишь, но послушать его - лучше Коврова нет обители на земле, и он рано или поздно непременно возвращается к роду отцов своих.

Ковровец не любит малой скорости, его автомашина, мотоцикл, моторная лодка - это всегда какой-то смерч,

В охоте, в рыбалке ковровец удачлив и сноровист.

В любом мастерстве упрям и искусен.

В разговоре, даже дружеском, любит поддеть собеседника и подтрунить.

В Ковровском горисполкоме мне показали макет будущего города. И хотя, как всегда, от макета до воплощения его на местности довольно далеко, мне очень пришлась по душе идея ковровских архитекторов развернуть новый город лицом к реке. Сейчас он стоит к ней, как сказали бы в деревне, задами, а в будущем «во все глаза» будет любоваться Клязьмой, которая вполне этого заслуживает.

На фото новое здание горкома партии