Граф Р. Л. Воронцов, - правда и вымысел.
Первый владимирский наместник, граф Роман Ларионович (так писалось его отчество при жизни В.А.) Воронцов - одна из наиболее известных личностей графского рода Воронцовых. Романа Ларионовича постоянно упоминают и как видного государственного деятеля и как отца таких известных людей как графы Александр и Семен Романовичи Воронцовы и княгиня Е. Р. Дашкова. Между тем, как это ни странно, но имя Р. Л. Воронцова окружено множеством вымыслов и анекдотов, совершенно искажающих образ этого достойного человека. Этой теме и посвящена настоящая работа.
Прежде всего, необходимо отметить, что почти все дореволюционные и советские словари и энциклопедии неверно указывали год рождения графа Р. Л. Воронцова: 1707й вместо 1717го. Доказательства рождения будущего графа в 1717 году автор излагал еще в 1992 году (Алексеев В.Н. Граф Роман Воронцов (материалы к биографии). / Воронцовы — два века в истории России. Владимир, 1992. С. 23 - 33;), но и в настоящее время неверная дата 1707 год продолжает появляться даже в научных публикациях.
Несколько ошибок вкралось и в сведения, относящиеся к женитьбе Романа Воронцова. Его супруг Марфу Ивановну Сурмину почти все авторы называют «богатой сибирячкой, суживавшей деньгами цесаревну Елизавету Петровну». В действительности же, Сурмины не имели отношения к Сибири, а являлись симбирскими помещиками. В Симбирском уезде находилось их владение — село Сурмино, а, кроме того, в русском языке еще в XIX столетии существовало слово «симбиряк», то есть житель симбирских земель. Вероятно, от неправильного прочтения слова «симбирячка» и появилось новое и неверное «сибирячка».
Принято считать, что браку с Романом Воронцовым (в 1735 г.) предшествовало обручение Марфы Сурминой с князем Ю. Долгоруким и, что грядущая опала Долгоруких при Анне Иоанновне заставила мать Марфы расторгнуть это соглашение и спешно выдать дочь за Воронцова. На самом деле, эта история была гораздо сложнее. Выданная за Долгорукова Марфа Сурмина оказалась уже беременной, что послужило основанием к бракоразводному процессу. И лишь через несколько лет Сурмину отдали за Романа Воронцова. Остается гадать, что заставило Романа Ларионовича жениться на разведенной и уличенной во блуде женщине. Кстати, уже вернувшись из ссылки при Елизавете Петровне, князь Ю.Ю. Долгорукий некоторое время все еще разбирался с Марфой Воронцовой относительно их прежнего совместного имущества.
Часто указывается, что рано овдовевший Роман Воронцов (его супруга скончалась в 1745 г. в возрасте 27 лет В.А.) мало заботился о своих детях и вел относительно веселую жизнь. Возможно, такое мнение возникло под влиянием «Записок» его дочери, княгини Е.Р. Дашковой, писавшей: «Мой отец, граф Роман, младший брат канцлера, в молодости любил жизненные удовольствия, а стало быть, мало занимался своими детьми...» (Дашкова Е. Р. Записки. Письма сестер М. и К. Вильмот из России. М., 1987. С. 38;).
У нас нет оснований, оспаривать наличие жизненных слабостей у Романа Ларионовича, но его глубокий интерес к судьбам своих детей и забота о них совершенно очевидны. Конечно, это в большей степени проявлялось по отношению к сыновьям Александру и Семену, но надо помнить, что женскому воспитанию в те времена уделялось гораздо меньше внимания, чем мужскому.
Роман Ларионович приложил немало сил для воспитания и образования своих детей, о чем впоследствии вспоминали и они сами. Сохранившиеся письма Романа Ларионовича к детям свидетельствуют о том, как трогательно заботился отец о сохранении доброго имени и чести детей, как тщательно наставлял их в разных жизненных вопросах. Поучая Александра, обучавшегося во Франции, Роман Ларионович советовал ему: «Ты молод, и меня всякой тем стращает, чтоб не испортился твой нрав. Я пишу тебе больше, как друг... В знании надлежит дойти до такой степени, чтобы не посрамить себя, когда тебе в компании случиться вступить в рассуждение о каком-нибудь деле... Все, что случится достопамятного, записывай, чтобы вояж твой служил тебе в пользу...»(Заозерсский А. И. Александр Романович Воронцов. К истории быга и нравов XVIII в. // Исторические записки. Т. 23. 1947. С. 105 — 136;).
В других письмах Роман Ларионович писал: «Помни, мой друг, что ты поехал учиться, а не щеголять, и что мотовством доброго имени не наживешь и не удивишь... Мне хочется, чтобы ты в будущем году осенью поехал в Испанию и Португалию, а там духовные в великой чести, и все говорят полатыни, то можешь у них через то любовь иметь, когда говорить можешь по латыни... Мне крайне хочется, чтобы ты объехал Голландию и рассмотрел всех животных, кои в воде и на земле жительствуют... Приобретенное в них знание немало будет способствовать в будущем твоей должности. Вообще знать всех жителей сего, нами обитаемого шара, сколько полезно, тебе самому известно...»'(Заозерсский А. И. Александр Романович Воронцов. К истории быга и нравов XVIII в. // Исторические записки. Т. 23. 1947. С. 105 — 136;)
Заботы Романа Ларионовича были порой почти материнскими. Например, обсуждая предстоящую поездку сына в Италию, он просил его только посмотреть на вулкан Этну, но на саму гору не ходить. Разумеется, отцовское воспитание не обходилось без порицаний и даже негодования, но они были скорее условными. «Ты примирись со мной хоть за то, что я ни одной из моих угроз не произвел в действие», — писал Роман Ларионович сыну Александру (Заозерсский А. И. Александр Романович Воронцов. К истории быга и нравов XVIII в. // Исторические записки. Т. 23. 1947. С. 105 — 136;).
Также заботливо относился Роман Ларионович и к младшему сыну Семену и к его супруге Екатерине Алексеевне. Известно, что когда Р. Л. Воронцов скончался, Екатерина Алексеевна плакала о нем, как о родном отце.
Существует некоторая путаница при указании губерний, подчиненных графу Р.Л. Воронцову. Согласно документам, в 1778 году он был назначен первым в истории Владимирским генерал-губернатором, а затем, с образованием Владимирского наместничества стал наместником Владимирским, Тамбовским и Пензенским. В 1782 году к Владимирскому было присоединено Костромское наместничество, так что последний год жизни Роман Ларионович пребывал в должности еще и Костромского наместника. Именно владимирским и костромским наместником граф Р.Л. Воронцов указан в тексте надгробия над его могилой в Дмитриевском соборе Владимира.
«Роман — большой карман».
В связи с должностью Владимирского наместника большинство биографов графа Романа Воронцова упоминают о его прозвище «Роман — большой карман», якобы указывавшем на необычайную скупость, лихоимство, поборы и большое богатство наместника. Даже его смерть, наступившую от удара на 67 году от рождения, связывают с этим прозвищем. Будто бы императрица, узнав, что Воронцов довел губернию до разорения, прислала ему в подарок кошелек, намекающий на взяточничество. Уже довольно пожилой граф будто бы смертельно взволновался, что и ускорило его кончину.
Из воспоминаний современников о наместнике графе Воронцове более других известны два: сообщение князя М. М. Щербатова в его книге «О повреждении нравов в России» и «Записки» А. Т. Болотова. Остановимся на каждом из них.
В 1783 году, уже после смерти Р.Л. Воронцова, была проведена ревизия Владимирского наместничества. По поручению правительства в ней принимал участие сенатор князь Михаил Михайлович Щербатов. Следствием этой ревизии был суд над Владимирским вице-губернатором князем Ухтомским, уличенном во взятках при рекрутском наборе. За те же злоупотребления был привлечен к ответственности губернатор Самойлов, но имя графа Р.Л. Воронцова в документах не упоминалось. Тем не менее, в названной выше книге князя Щербатова существуют строки, определившие облик графа Романа на все последующие годы. М. М. Щербатов писал: «Граф Роман Ларионович Воронцов, во все время своей жизни признанный мздоимцем, был определен в наместники во Владимир и не преставал обыкновенныя свои мздоимства производить; несокрыты оныя были от Государя, который токмо двоезнаменующим знаком, присылкой большого кошелька его укорил».
При перепечатке текста князя Щербатова в «Русской старине» ее редактор добавил от себя, что факт присылки кошелька Воронцову свершился 27 ноября 1783 года в день его Ангелахранителя (преподобного Романа — В. А.), и что это стало причиной смерти графа, последовавшей через три дня.
С тех пор практически всякое упоминание имени Романа Ларионовича в научной литературе стало сопровождаться ссылкой на прозвище «Роман — большой карман».
Отрицая выше сказанное, уместно вспомнить слова самого генералгубернатора: «Я довольно вижу, что все мои труды ...остаются тщетны и что я остаюсь жертвой людям, приобвыкшим к клеветам по единой к тому склонности... Я бы весьма желал, чтобы ктонибудь прислан был и увидел бы самым делом, что не только никакого поводу нет к жалобам, но даже все прославляют. с каким я попечением, отъемля собственный покой, стараюсь об их благополучии».
Тот же анекдот о кошельке повторяется в «Записках» Андрея Болотова. Кроме того, вспоминая о своем посещении Тамбова в 1780 году, Болотов пишет:
«Наместником был тогда тут известный у нас престарелый знаменитый вельможа граф Роман Ларионович Воронцов, человек особливого характера, а свойств не во всех отношениях похвальных».
А.Т. Болотов видел наместника, проезжавшего мимо его квартиры, а также «всех жителей без памяти старающихся ловить и запирать своих кошек, дабы они не могли попасться на глаза наместнику, о котором сказывали мне, что он их так боится, что в состоянии был при воззрении на них упасть в обморок; и потому наистрожайшим образом приказано было во всем городе всем жителям ловить, скрывать и запирать своих бедных кошек, что они и принуждены, были делать. Удивился я и посмеялся внутренне такой нелепости и смешной боязни». Как видно из приведенной цитаты, приезд наместника был таким необыкновенным и страшным для горожан событием, что породил самые нелепые вымыслы и сплетни.
В действительности Роман Ларионович скончался от болезни, скорее всего от эмфиземы легких. Летом 1783 года он ездил в Петербург для того, чтобы взглянуть на родившегося годом раньше своего единственного внука по мужской линии. На обратном пути старый граф расхворался и, даже вернувшись во Владимир, так и не смог поправиться.
Подчеркнем, что отношение императрицы к графу Р.Л. Воронцову было самым благожелательным, о чем свидетельствует произведение графа в кавалеры ордена Св. Владимира 1й степени всего за два месяца до кончины и его прием в члены Российской академии. Не следует забывать и то, что дети Романа Ларионовича в 1783 году занимали очень высокие государственные должности, и вряд ли возможно, чтобы императрица решила нанести им оскорбление, через унижение отца.
Наконец, существует еще одно подтверждение честного имени Романа Ларионовича. Сразу после ревизии Владимирской губернии граф П.В. Завадовский писал своему другу А.Р. Воронцову: «По делам Владимирским Сенат решил согласно комитету, оправдать невинность покойного графа, а бездельники предаются суду».
Таким образом, никаких документальных подтверждений прозвищу «Роман — большой карман» не существует, и оно выглядит, по меньшей мере, недоказанным. Напротив, приведенные выше сведения заставляют считать Р.Л. Воронцова необыкновенно добросовестным и умелым губернатором.
Заметим, что если уж и говорить о прозвании «Роман — большой карман», то только в положительном смысле. Например, Роману Ларионовичу можно было бы дать прозвище «большой карман» за его очень известное предложение создавать в селах специальные житницы, для запасного хлеба с целью недопущения возможного голода в неурожайные годы... В своих владениях Роман Ларионович сам подавал пример такого рачительного, запасливого хозяина.
Таким образом, после опровержения искаженных или анекдотичных сведений о графе Р. Л. Воронцове он представляется совершенно в ином свете. Деяния и многочисленные заслуги перед Россией графа Романа Ларионовича Воронцова — камергера, кавалера всех высших российских орденов, заботливого отца, генерал-губернатора и наместника, члена Правительственного Сената и Российской академии — показывают его исключительно как крупного и добросовестного государственного деятеля екатерининского периода. В российской истории Роман Ларионович Воронцов остался как один из авторов Манифеста о вольности дворянства 1762 года, как один из активнейших организаторов и членов Вольного экономического общества, как многолетний председатель законотворческой Комиссии по уложению, наконец, как человек, чье доброе имя вспоминали еще долгие годы после кончины.